Гонимая Церковь
Октябрьский государственный переворот в 1917 г. и приход к власти большевиков открыл новый период истории церковно-государственных отношений на землях бывшей Российской империи. Идеология советской власти была не просто атеистической, она была воинственно-антирелигиозной. Поэтому для Церкви настал новый период гонений.
Белорусские земли были разделены линией фронта, и страна разорялась войной. Таким образом церковная жизнь уже на протяжении нескольких лет протекала здесь в особых условиях. Советская власть утвердилась не везде и не сразу. В результате подписания Брестского сепаратного договора 3 марта 1918 г. большая часть Белоруссии оказалась под немецкой оккупацией. После поражения Германии в I Мировой войне и отступления немецких войск на белорусские земли стала претендовать Польша. 18 марта 1921 г. был подписан мирный договор между Советской Россией и Польшей. Белоруссия была разделена почти пополам (граница проходила около 30 км. к западу Минска). Западная ее часть вошла в состав II Речи Посполитой, а восточная – в состав БССР. С одной стороны Православная Церковь испытала на себе интриги польской политики и силу католичества, а с другой – наступление воинствующего безбожия. Сначала охарактеризуем гонения на Церковь в восточной Белоруссии.
Известный ленинский декрет от 23 января 1918 г. об отделении Церкви от государства должен был лишением экономического базиса привести Церковь к уничтожению. Все церковное движимое и недвижимое имущество объявлялось собственностью государства. Этот декрет мог служить прикрытием для любых грабительских рейдов соввласти особенно во время гражданской войны. Сразу после его издания в Минске был захвачен архиерейский дом, опечатана духовная консистория, Свято-Духов и Преображенский монастыри, дом соборного причта. Затем закрыта Минская дух и не надолго в це овная семинария. Германское оккупационные правительство возвратило Церкви все отнятое большевиками, но польская власть дала почувствовать, даже в центральной Белоруссии, свое отношение к Православию, начиная процесс передачи католикам обращенных некогда в церкви бывших костелов и каплиц.
Решительным шагом в борьбе соввласти с Православной Церковью стала кампания по изъятию церковных ценностей. Она была предпринята весной 1922 г. якобы для помощи голодающим, а на деле для пополнения государственной казны. В БССР специальную комиссию по изъятию ценностей возглавил А. Червяков. Все храмы советской Белоруссии испытали на себе силу постановления о захвате церковного имущества. Сюда относились и ценные богослужебные сосуды, и ризы икон, и декоративные элементы иконостасов, престолов и проч. предметов священного назначения. Духовенство и миряне за немногими исключениями оказывали пассивное сопротивление этому изъятию, пытаясь чаще всего скрыть предметы богослужебного назначения. Иногда общинам верующих удавалось собрать сумму эквивалентную захватываемым святыням, но власти, охотно принимая деньги, все равно производили изъятие. Так было, например, с серебряной ризой Минской иконы Божией Матери, и ризами двух особо чтимых икон Воскресенского храма г. Борисова. Поведение Минского епископа Мелхиседека (Паевского) в это время власти оценили, по-видимому, как лояльное, а Полоцкого архиепископа Иннокентия (Ястребова) и Могилевского архиепископа Константина (Булычева) арестовали за сочувствие посланию свт. патриарха Тихона о том, что захват богослужебных предметов с точки зрения Церкви является святотатством. Однако в 1925 г. власти инициировали судебный процесс и над митрополитом Мелхиседеком, обвиняя его, между прочим, в сокрытии церковных ценностей. Впрочем, на расправу с ним они не решились, ограничившись условным наказанием. Во второй половине 20-х власть старательно поддерживала церковные расколы, в частности обновленчество, чтобы таким образом ослабить Церковь изнутри.
Кампания коллективизации 1929 г., проведенная железной рукой советского правительства, нанесла жестокий удар духовенству в сельской местности. Накануне началась активная атеистическая пропаганда. Образованный в 1925 г. Союз безбожников в 1929 г. добавил титул «воинствующих». Вскоре в Минске прошел первый съезд воинствующих безбожников БССР, был заложен антирелигиозный университет. Статус союза безбожников как общественной организации освобождал соввласть от прямого обвинения в инициативе гонений и беспорядков. Массовыми тиражами издавались атеистические брошюры, мелькали карикатуры в печати. Особенно отличились своими богохульными пасквилями поэт Кондрат Крапива и профессор Николай Никольский. (Книжка последнего «История русской церкви» словно дань советскому воинствующему прошлому была переиздана в 1990 году прошлого столетия.) Хулиганские выходки безбожников, врывавшихся в храмы во время богослужения и закидывавших камнями оконные стекла, находили свое торжественное выражение в проведении издевательских «красных пасох» и «рождеств», комсомольских «судов над богом» и проч. кощунственных мероприятиях. Во время одного из таких шествий ретивый комсомолец поджег факелом свою бутафорную бороду и скончался в больнице. Официальные протесты верующих власти оставляли без внимания, а доносы на ропот духовенства давали материал для обвинений в сопротивлении «справедливому» строю, ссылкам и, впоследствии, даже к расстрелам. Идеологическая пропаганда становилась оправданием официальному курсу на уничтожение Церкви путем закрытия храмов и репрессий духовенства.
Тактика властей по закрытию храмов заключалась в использовании любых поводов. Церковь могла быть закрыта и уничтожена, например, если рядом находилось какое-нибудь учреждение образования или правительственное здание. Чаще всего церкви отбирались у общин после высылки или казни священника, после отказа в регистрации. Удобным предлогом считалось временное обращение здания храма в зерновой склад, которое становилось постоянным. Захваченную церковь могли превратить в клуб, водрузив на месте креста красный флаг. Темпы борьбы с религией шли по возрастающей. Если при становлении соввласти в восточной Белоруссии было примерно 1500 храмов, то к 1930 г. немногим больше 1000, а через два года уже около 400. В 1930 г. повсеместно был запрещен колокольный звон, священников облагали налогами, превышающими их доходы, лишали жилья, продовольственных карточек, запрещали пользование землей. Кроме этого их старались уничтожить физически, фабрикуя обвинения для высылки или расстрела. В 1933 г. объявили начало безбожной пятилетки, чтобы в конце ее в БССР не осталось ни одного храма. Летом 1936 г. в Минске взорвали кафедральный Петропавловский собор и Казанскую церковь. В 1937-38 гг. священнослужителей уже преимущественно расстреливали. Осенью 1937 г. в связи с уничтожением причта перестал действовать последний православный храм в г. Минске – церковь св. Марии Магдалины (церковь св. Александра Невского до 1938 г. оставалась у обновленцев). К 1939 г. в республике не осталось ни одной официально действующей православной церкви (последняя закрыта летом 1939 г. в Бобруйске). Были только две катакомбные в Могилеве и Гомеле. Изменения в церковной жизни наступили только с началом Великой Отечественной войны.
В 1999 г., накануне двухтысячелетия Рождества Христова, состоялось прославление 23 новомучеников Минской епархии. Необходим отдельный рассказ о судьбе хотя бы некоторых из них. Жестокие гонения на Церковь за мнимую «контрреволюцию», за «оплот старого режима» нанесли порчу самой совести народа. Советская власть в 30-е гг. не только терзала его тело репрессиями и коллективизацией, но и проникала в самую душу. Нравственное разложение общества приостановила война.
В воскресенье 12 декабря 1999 г. в Минском кафедральном соборе состоялось прославление 23 священномучеников Минской епархии. Юбилейный Архиерейский Собор Русской Церкви в 2000 г. включил их в число других новомучеников и исповедников для общецерковного чествования. Это не просто дань уважения и памяти. Не в таком уже далеком прошлом открытое исповедание христианской веры могло стоить жизни. Пример новомучеников – это поучительный образец твердости духа и высокой нравственности.
Большинство прославленных священномучеников Минской епархии были уроженцами Белоруссии, многие из Минской губернии. Из имеющихся сведений только трое были не местными уроженцами: двое из Тверской губернии России и один из г. Подольска на Украине. По традиции священниками становились дети духовенства. Священномученики Дмитирий Павский, Леонид Бирюкович, Дмитирий Плышевский и Михаил Плышевский имели в своем роду не одно поколение священников. Были среди прославленных исповедников также дети псаломщиков, потомственных дворян, горожан и простых крестьян. Многих подготовила к священству Минская духовная семинария. Некоторые из будущих священномучеников были здесь преподавателями. Прот. Василий Измайлов вел догматическое и нравственное богословие, прот. Дмитрий Павский – сравнительное богословие и историю раскола, а прот. Владимир Зубкович был помощником инспектора семинарии до ее закрытия в 1918 г.
Однако не для всех путь к священству мог быть обусловленным рождением в семье духовного звания и внешним благополучием Церкви до 1917 г. Священник Петр Грудинский с детства познал крестьянский труд и получил образование в городском училище. Был депутатом от крестьян Минской губернии во II Государственную Думу. Принял сан священника после октябрьского переворота во время начавшихся гонений на Церковь. Служил в д. Тимковичи Копыльского района. В 1930 г. был арестован и расстрелян. Из имеющихся материалов известно, что на его долю выпали не только физические страдания. Во время его нахождения под стражей супруга Ирина, вероятно в порыве отчаяния, склоняла о. Петра к отречению. Но тот не поддался на уговоры: «Отречься от веры во Христа, Который составляет смысл всей моей жизни, от Которого я видел столько благодеяний, и оставить Его в то время, когда я приближаюсь к могиле?! Я не могу и не сделаю этого даже ради тебя, которую всегда любил и люблю». Далее о. Петр пытался утешить свою жену, удвоившую его тяжесть. Христос говорил о высоком достоинстве того, кто любит Его больше своих родных. Показателен в этом отношении другой пример. Священномученик Валериан Новицкий происходил из семьи священника, но ему не удалось в связи с революционными событиями закончить Минскую духовную семинарию. Тогда он поступил на юридический факультет БГУ. В 1923 г., не закончив курса обучения в университете, принял сан священства, который не сулил ему ничего кроме скорбей. Служил в с. Телядовичи Копыльского района. Арестован и расстрелян без суда и следствия в 1930 г. Его также принуждали к отречению. Узнав об отказе мужа публично отречься от веры, супруга Доминика поддержала его решение, осознавая не только свою горькую участь, но и участь детей.
Священник Владимир Талюш принял сан в 1920 г., когда враждебное отношение власти к религии было очевидным. До этого времени он был учителем, сражался на фронтах I Мировой войны. Священствовал в д. Залужье возле Бобруйска. Арестован в 1933 г. за то, что обратился к прихожанам за помощью в уплате церковного налога и приговорен к лагерным работам сроком на 10 лет, мученически погиб.
В преддверие тяжелых гонений на Церковь в 1920 г. стал священником Михаил Новицкий, выпускник историко-филологического факультета Петербургского Императорского университета, преподаватель гимназии. У отца Михаила было пятеро детей. Старших не принимали в школу из-за того, что отец служил священником. В 1933 г. храм в Узде, где священствовал о. Михаил закрыли, и он продолжал совершать богослужения в маленькой кладбищенской строжке. Накануне Пасхи 1935 г. на него напал какой-то негодяй и избил так сильно, что священник умер на третий день после Светлого Христова Воскресения. Сыновья о. Михаила погибли на фронтах в Финскую и Великую Отечественную войну. Один из них, Николай, в 1942 г. закрыл собой амбразуру немецкого дзота, за что посмертно удостоился звания героя Советского Союза.
Священномученик Владимир Хрищенович в молодые годы сподобился особого внимания от св. Иоанна Кронштадтского, приняв Причастие из рук известного пастыря. Он долгое время был псаломщиком и был посвящен в иереи уже в самый разгар гонений в 1930 г. Окормлял приход в д. Языль Стародорожского района. В 1933 г. был расстрелян без суда и следствия. Так сознательно он выбрал свой крестный путь.
Особые тройки НКВД, выносившие приговоры в 30–е годы, не считались ни с возрастом священников (некоторым было уже за 70 лет), ни с их многодетными семьями. Например, у священномученика Владимира Пастернацкого, настоятеля Вознесенской церкви Копыля, было восемь детей. Имущество расстрелянных конфисковывалось, семьи высылались за Урал. Поводом к аресту могли служить слова, сказанные на проповеди, с осуждением неверия и кощунства, моральная поддержка крестьян, насильственно сгоняемых в колхозы, переписка с осужденными ранее священниками. Даже на краю собственноручно вырытой могилы у священника вынуждали отречение от сана, закапывали живьем со всякими издевательствами…
Далеко не все персоналии страдальцев за веру изучены. Много пострадало и мирян, которые грудью своей заслоняли храмы от поругания, делились со священником теми остатками продуктов, которые смогли уберечь от советской продразверстки. В этой связи хочется выразить благодарность священнику Федору Кривоносу, клирику Минского Свято-Духова собора, который уже много лет собирает материалы о белорусских новомучениках. Им подготовлены «Жития священномучеников Минской епархии» (Мн.,2002), написан также очерк о гонениях на Церковь до начала войны «У Бога мертвых нет» (Мн., 2007). В этих книгах содержится гораздо больше ценной информации, чем та, которую можно изложить в рамках короткой статьи.
Священное Писание учит нас: «Поминайте наставников ваших, которые проповедывали вам слово Божие, и, взирая на кончину их жизни, подражайте вере их» (Евр. 13,7). Память белорусских новомучеников 15 октября по церковному календарю (28 октября н.ст.).
01.07.08.
|
