В русле святых Кирилла и Мефодии: Владимир Соловьев, их достойный преемник в пользу христианского примирения
В своем апостолическом послании «Эгрегриэ виртутис» (Egregriae virtutis) – «За беспримерное подвижничество») 31 декабря 1980 г., Его Святейшество, Папа Иоанн Павел II, провозгласил святых Кирилла и Мефодия «Сопокровителями Европы». Этим он пожелал дополнить акт своего предшественника, Павла VI, который в 1964 г. провозгласил святого Бенедикта покровителем Европы. Всем известно на Западе об огромном влиянии св. Бенедикта и его монашеского движения на развития европейской культуры. К сожалению, то же самое не получается на Западе при упоминании великих славянских братьев Кирилла и Мефодия. В своем провозгласительном акте настоящий римский первосвященник питает надежду на заполнение этого пробела в западном культурном сознании.
В действительности, давнее свидетельство свв. Кирилла и Мефодия в пользу евангелизации и сопутствующего акта объединения Европы изнутри имеет большую ценность и по сей день. Особенно сегодня, когда ощущается необходимость переутверждения европейского единства, поразительный пример свв. апостолов славян вдохновляет нас уверенностью, что, с их райским ходатайством, мы можем достигнуть этой желанной цели. А именно они, в свое время, преодолели все препятствия, чтобы обновить разрозненные народы в семейном духе европейского и христианского единства. Итак, мы все обязаны им, и мы можем только молиться о том, чтобы наши собственные усердные старания с какой бы то ни было точки зрения—церковной, гуманитарной, политической или экономической—остались верными их свидетельству.
Ближе к нам во времени стоит другая выдающаяся фигура — свидетель культурного единства, особенно между Востоком и Западом. Речь, конечно, идет о Владимире Соловьеве (1853 – 1900). Строго говоря, Соловьев не является специалистом по кирилло – мефодиевским вопросам как таковым. В его многотомных произведениях, как мне известно, есть только одно примечание к их именам и это в очень скромной, но все-таки емкой, статье на хорватском языке в хорватском журнале Katoliиki List, 1886 г. с заглавием «Православна ли Восточная Церковь?» . Статья касается обсуждения противоположных взглядов двух хорватских католических богословов А. Франки и И. Марковича по поводу вопроса, по существу ли вера Восточной и Западной Церкви одна и та же? Соловьев на стороне Франки, который развивает свою точку зрения в разных местах, в частности в своей рецензии к книге, «Славянские Апостолы Кирилл и Мефодий и истина православия», составленной Никодимом Милашем. Это, конечно, очень побочное примечание почтенных апостолов, но в контексте его слов видно, что между Соловьевом и Кириллом и Мефодием обнаруживается одинаковая склонность к примирению восточных и западных богословских позиций.
Есть особенная причина для того, чтобы обратить внимание теперь на наследие Соловьева. В этом году отмечается столетие смерти этого первого русского систематического философа, и, несмотря на то, что мы живем сто лет спустя, актуальность Соловьева к проблемам наших времен не увянула. Наоборот, особенно в областях церковной и национальной политики, его вклады в мировую мысль пользуются чуткостью интуиции и понимания.
Чтобы понимать экуменическую работу Соловьева надо положить ее в контекст его жизнетворчества как целого. Его экуменический проект — плод его второго творческого периода (1881–1889), посвященного проблемам «свободной теократии». В предыдущие годы (1870 – 1881) Соловьев разработал свою концепцию «свободной теософии», в которой он изложил свои основные тезисы по поводу цельного знания и метафизики всеединства или софиологии. Лишь со своим отдалением от строго академических кругов из-за своего призыва к Царю Александру III — его о том, чтобы простить убийц его отца, Соловьев вступил в дело церковного и политического примирения. Ограничиваясь его экуменическими трудами, мы можем упомянуть следующие произведения: «Великий спор и христианская политика» (выдержки) (1883 – 1887), «Догматическое развитие Церкви в связи с вопросом о соединении церквей» (1886), «История и будущность теократии (о церковной власти)» (выдержки из сочинения) (1887), «Русская идея» (1888) и «Россия и Вселенская Церковь» (1889). Эти труды скорее являются публицистическими очерками, чем богословскими трактатами.
Тут не возможно изложить все его идеи по поводу экуменического примирения и церковного устройства. Поэтому в этом форуме мне хотелось бы только подчеркнуть несколько его тезисов, которые могли бы способствовать сегодняшнему экуменическому диалогу. Но, сначала, следует отметить, что сами соловьевские идеи в этой области всегда были поводом для неуверенности со стороны многих православных мыслителей. Про – католические симпатии Соловьева всем известны, и из-за них он никогда не пользовался прочным уважением в православных кругах. Даже среди католиков, и это интересно отметить, он возбудил подозрение из-за своих теософических концепций и формулировок. Но, в этом деле можно и возразить, что голос Соловьева является пророческим и что его взгляды отнюдь не устарелые, но наоборот, имеют ценность и для наших времен, даже если есть необходимость в выяснении и исправлении некоторых его утверждений и предложений.
Во-первых, следует подчеркнуть, что Соловьев всегда был российским патриотом и никогда не переставал любить свою родину. Он, конечно, резко отвергал национализм во всех его формах, но, по нему, эта позиция совсем не противоречила патриотизму, который, наперекор национализму, служил международному взаимопониманию и взаимопомощи. Утверждая, что паралич русской церкви в народной жизни имеет свои корни не только в старообрядческом расколе в семнадцатом веке, но и более древние — в пропасти между Восточной и Западной Христианской Церковью, и добавляя, что этот факт — дело Божьего попущения, а не Божьей воли, Соловьев в открытом письме к И.С. Аксакову 1884 г. также ясно говорит, что святое дело духовного примирения Востока и Запада в богочеловеческом единстве вселенской церкви в особенности принадлежит к России . Цитируя Соловьева, мы читаем, что «в соединении церквей я вижу не умерщвление русской церкви, а ее оживление» .
Этот пункт Соловьев развивает впоследствии в своей «Русской идее» (1888), в которой он обнаруживает уникальность России как империи и христианского народа. Роль России, согласно Соловьеву, параллельна с ролью Сына внутри Святой Троицы постольку, поскольку установление «свободной теократии» на земле соответствует деятельности Трех Лиц Святой Троицы. В его схеме есть три главных действующих силы в Царстве Божьем на земле: духовная власть Вселенского Первосвященника, которой пользуется Папа Римский по аналогии с Небесным Отцом; светская власть государства, олицетворенная в Государе, а именно в русском царе по видению Соловьева, которая отражает царскую власть Христа, Сына Божьего; и, наконец, свободное служение пророка в качестве посредника между народом и духовной и светской властями в пользу осуществления идеального будущего человечества под вдохновением Святого Духа. Итак, получается социальная троица по аналогии с Божественной Троицей .
В приписывании России и Славянству нового «дома Давидова», Соловьев, очевидно, открывает как бы романтическое видение церковного и международного устройства. Как таковое, оно утопическое и неосуществимое. Тем не менее, через любезность епископа загребского Штроссмайера, говорят, соловьевский проект даже достигнул письменного стола Папы Льва XIII, который, по свидетельствам, заметил, что это «bella cosa, ma impossibile fuor d’un miracolo» (красивое дело, но невозможное, за исключением чуда). С другой стороны, несмотря на явно утопический характер соловьевского экуменического предложения, его идеи, все-таки, имеют свои заслуги. Во-первых, его план основан на реалистическом чтении церковной истории. Как он пишет загребскому архиерею, если внимательно рассмотреть исторические и догматические данные, не хватает основы, чтобы утверждать, что был формальный раскол между Западной Церковью и Православной Российской Церковью. Во-вторых, его анализ проблематичного вопроса папского авторитета отнюдь не устарел, а наоборот, имеет явное отношение к сегодняшнему обсуждению этой очень актуальной тематики.
По поводу первого аспекта, важно отметить различие, на которое Соловьев обращает свое внимание, т.е., на факт, что русская схизма, по нему, существует только «de facto», а не «de jure» . Да, ответил бы Соловьев, фактически нет церковного общения между Москвой и Римом, но, настоял бы он, эта трагическая действительность не результат формального церковного акта отвержения, а лишь как бы побочный продукт истории и многолетнего отдаления. Положение с Греческой Православной Церковью, конечно, обстоит по иному. Можно указать на определенные, юридические акты между ней и Римом. Поэтому, Соловьев утвердил бы, что роль примирения принадлежит русской церкви и русскому народу. В контексте этого краткого сообщения не нужно развивать этот тезис дальше; достаточно только принять его во внимание и допустить некоторую меру надежды по отношению к нему.
Самая трудная проблема по этому поводу, наверное, это вопрос пастырского перевоспитания. «Экуменизм», особенно на Востоке, плохо знакомое понятие, скорее, как слово он звучит вредно для ушей многих верующих. Тем не менее, задача церковного образования остается неотложным делом всех душепастырей, иначе проявляется мало заботы о том, чтобы выполнить волю Господа, ясно выраженную в Его молитве: «да будут все едино» (Ин 17, 21). По этому поводу, полезно обратить внимание на одну недавнюю книгу православного публициста и диакона Андрея Кураева с заглавием «Вызов экуменизма», в которой проявляется типичная боязнь перед зовом к экуменизму . Не один раз он подчеркивает, что «организм должно жить своей жизнью, что дерево должно расти из той почвы, на которой оно поднялось» . Дальше, он пишет, что «колос не вырастает, если он не будет верен своему семени» . С этими словами, Кураев выражает свою неуверенность перед экуменическим проектом. С одной точки зрения, его слова сказаны кстати, но с другой, им недостает прозорливости Соловьева, который тоже ссылается на эту метафору в своей критике национализма, но которую можно использовать аналогично в настоящем контексте. Цитируя Соловьева, мы читаем: «Сравнивают народ с растением, говорят о крепости корней, глубине почвы, забывают, что и растение для того, чтобы приносить цветы и плоды, должно не только держаться корнями в почве, но и подниматься над почвой, должно быть открыто для внешних чужих влияний, для росы и дождя, для свободного ветра и солнечных лучей» . Вот, нужная точка зрения для наших времен — и эти слова были сказаны больше столетия назад.
По поводу второго пункта касательно папской власти, следует отметить, что Соловьев не только глубоко понимает эту проблему, но и указывает на начало ее решения. В итоге, он противопоставляет папизм папству, первый является понижением папской власти с ударением на временную, земную власть, второе являющееся ее истинным проявлением . Соловьев наверное более известен своей временами резкой критикой православного церковного устройства так часто чересчур националистического и содействующего государству. Выход из этого положения он находит во вселенскости Католической Церкви, которая обладает объединительным центром для всего христианства. Значительны следующие слова Соловьева: «Апостольский престол в Риме — эта чудотворная икона вселенского христианства» . Менее известна, однако, его не менее резкая критика злоупотребления папской власти, на которое он легко обращает внимание, предлагая много примеров. В противовес, он подчеркивает роль папы в служении, заявляя, что только в этом контексте можно правильно констатировать местонахождение папства внутри Вселенской Церкви . Именно на этом пункте сосредоточивается большинство современных богословов, интересующихся этой экклезиологической проблематикой .
Более подробно Соловьев обращает внимание еще на другой аспект папского авторитета. Он ясно отличает факт того, что папа – патриарх Латинской Церкви, от факта, что он, как преемник св. Петра, епископ Рима . Следствия этого отличия значительны. Во-первых, благодаря ему невозможно утвердить некое превосходство Латинской Церкви над Восточными Церквами. Кроме того, дело о юрисдикции папы над Латинской Церковью как патриарха не тождественно его юрисдикции над Вселенской Церковью как первосвященника. Какие возможные конфигурации, по поводу последнего, еще открытый вопрос. На данный момент достаточно лишь отметить его. Решать его — дело касается богословов и канонистов.
Очевидно, сам Соловьев не решил все проблемы по отношению к церковному единству. Но его схема — хорошее начало для обсуждения всех связанных с этим вопросов. Еще в меньшей степени он уладил все догматические споры между Востоком и Западом. Но, следует отметить его наблюдение, что они находятся скорее в области теологуменов, чем в области не реформируемой догмы. Как личность, Соловьев несомненно был человеком со сложным характером. Тем не менее, он стремился к тому, чтобы преодолеть церковное отдаление. Считая себя «православно – кафолическим», он, в действительности, был человеком в передовом отряде церковного примирения и, таким образом, как бы человеком нашего времени.
|
