«Преподавание религиозной культуры — не дань традиции, а жесткий прагматизм»
26-28 мая в Минске состоятся XVI Международные Кирилло-Мефодиевские чтения. Тема Чтений этого года — «Религиозная культура в контексте светского образования». Таким образом, Чтения продолжают собой процесс, нормативной базой которого является соглашение о сотрудничестве между государством и православной церковью в образовательной сфере.
Это сотрудничество, декларированное в 2004 году, уже дало результаты. Яркий пример тому — существующий при Белорусском государственном университете Институт теологии имени святых Мефодия и Кирилла. Являясь частицей государственной образовательной структуры, Институт работает под эгидой Белорусского экзархата Русской православной церкви.
Впрочем, церковно-государственное партнерство в деле образования — это именно живой процесс, в ходе которого возникают новые проблемные поля. Среди них — вопрос о преподавании религиозной культуры в общеобразовательных школах и о государственной аттестации научных кадров по специальности «Теология». И по-прежнему предметом общественной дискуссии остаются не столько эти нюансы, сколько само право голоса церкви, когда речь идет об образовании и науке.
О внутри- и внешнеполитическом значении религиозной культуры в системе образования рассуждает первый заместитель председателя Международного общественного объединения «Христианский образовательный центр имени святых Мефодия и Кирилла», руководитель Центра международных связей и развития богословского образования Института теологии БГУ Григорий Довгялло.
Григорий Анатольевич, в чем, на Ваш взгляд, состоят предпосылки интегрирования религиозного компонента в систему светского образования? Почему сейчас ведутся дебаты об уместности и форме преподавания вероучительных истин в государственных школах и вузах, — как будто церкви не хватает воскресных школ, семинарии, академии?
Дело в том, что современное религиоведение (не конфессиональная пропаганда, а именно религиоведение как светская научная дисциплина!) признаёт способность к религии органической чертой человека. Иными словами — человеку свойственно быть религиозным, и это объективная данность.
Под религией мы понимаем систему жизненных принципов, основанную на том, что считается самой основой жизни, ее условием, и, следовательно, саму жизнь превышает по ценности. Так что религия — это система абсолютных ценностей, определяющих жизнь людей и сообществ.
Социальные нормы пропитаны религиозными смыслами. Государство может призвать народ к жертвенному поведению — к дисциплине труда и общественного порядка, к служению общему благу, к мобилизации в экстремальных условиях — лишь апеллируя к наиболее устойчивым, архетипичным для народа святыням. Достаточно вспомнить мотив этически оправданного участия народа в войне, сформулированный еще Цицероном: «За очаги и алтари». Этот принцип работает и сейчас: религия и теология — в силу их образной ясности и практической ориентированности (в отличие от абстрактных философских систем) — начали приобретать всё больший общественный вес.
Игнорировать в образовательной политике то, что множество людей считает бесспорной истиной для себя, — это несостоятельно с точки зрения здравого управленческого прагматизма. Таким способом мы просто, как страусы, прячем голову в песок, не желая видеть, что массами людей движет некая мотивация, не принимаемая нами в расчет. Саму мотивацию это не нейтрализует, а вот систему обеспечения гуманитарной безопасности делает крайне уязвимой.
Получается, что влияние религиозного фактора в масштабе сообществ и государств просто приходится учитывать в силу его наличия. Искусственно удалить религиозную составляющую из сознания человека нельзя…
Да. По данным различных международных опросов 2000-2007 гг. нерелигиозное население Земли составляет лишь порядка 4% от его общей численности, а в Беларуси доля религиозного населения за последние два десятка лет составляет около 60% общей численности граждан.
Позволю себе сослаться на мнение недавно ушедшего от нас знаменитого историка-медиевиста, профессора Арона Гуревича. Он, кстати, до конца жизни считал себя нерелигиозным человеком. Но это не помешало ему однажды заметить: «Вы можете не веровать в Христа, но все эти поколения на протяжении двух тысячелетий веровали в Него, жили этой верой. Для человека нерелигиозного вопросы о том, существовал ли Сын Человеческий, был ли Он Сыном Божиим, был ли распят и воскрес, отступают на задний план, потому что Христос стал таким мощным фактором человеческой истории по сравнению с участвовавшими в ней живыми людьми, что те оказываются бесплотными тенями» [Гуревич, А.Я. — История историка. — М.: Российская политическая энциклопедия. — 2004. — С. 264].
Следуя мысли признанного исследователя общественной динамики, специалисты, ответственные за стратегию развития государства (пусть неверующие, но болеющие за свою страну, даже всего лишь за свой участок работы), должны были бы делать выводы из того факта, что колоссальное количество людей религиозно. Вообще, в современной социологии принято говорить о латентной религиозности — то есть о том, что непроясненность религиозных убеждений у человека при случае довольно легко трансформируется в набор вполне конкретных религиозных взглядов. Если «случай» окажется к тому же экстремальным, а новый адепт религии не будет готов пустить свою энергию религиозного поиска по традиционному для нашей страны пути, — то мы можем получить совершенно непредсказуемый результат, сравнимый с поведением пули со смещенным центром при ее столкновении с преградой. И этот результат будет мотивирован силой, которая почти не поддается сдерживанию извне. Ведь люди ради своих религиозных, даже фантазийных, убеждений готовы идти на смерть!
Итак, в стране должна быть выстроена система информирования молодых людей о мире религий. Это нужно для того, чтобы новое поколение могло выбирать правильные пути реализации своего религиозного поиска.
Григорий Анатольевич, договоримся о смысле слов: что Вы сейчас подразумеваете под «правильными путями религиозного поиска»?
Во всяком случае, не то, что имела в виду инквизиция, занимавшаяся отграничением ересей от ортодоксальной религии. «Правильными» — значит психологически и социально безопасными.
Я бы сравнил это с наличием некоего духовного и психологического иммунитета. В любом живом организме (а социум — это своего рода организм) иммунитет обеспечивается наличием собственной аутентичной микрофлоры. Если она есть, то вредоносная микрофлора выдавливается на периферию функционирования внутренних процессов в организме и подавляется до безвредного состояния: это — вариант оптимальной саморегулирующейся системы. Во всех иных случаях предлагается пользоваться антибиотиками. Аналог антибиотиков в социальном организме — запретительные меры. Но они будут эффективны, как всегда и везде, лишь отчасти. Принцип — «не пущать» в школу никаких представителей религиозных общин, чтобы не проникли сектанты — не принесет успеха. Патогенная микрофлора, как говорят медики, очень часто торжествует в организме после длительных курсов антибиотиков. Кстати, современная медицина активно начинает использовать как раз пробиотики. Примерно такие же выводы, но не образные, а конкретно-научные, делает в последнее время довольно молодая наука — этнология, берущая начало от трудов французского ученого Леви-Стросса.
Если в конкретном народе и в конкретном этносе сохраняется этноконфессиональная, этнокультурная ментальная матрица, на базе которой прямо или исподволь формировалась государственность и традиции данного этноса, то такая общность людей способна к дальнейшему творческому развитию, интеграции в мировое сообщество без потери идентичности и без угрозы растворения в других, более многочисленных и динамичных народах. Конечно, там играет роль большое количество факторов, но аутентичная религиозность, впитанная с молоком матери, является стержневым фактором. И для нашей территории, для нашей земли, безусловно, христианство в лице православной и католической церквей послужило и продолжает служить основным цементирующим фактором, питающим творческой энергетикой в том числе и современную национальную идею, четкая формулировка которой пока еще предстоит нам.
На этот счет есть интересный пример: оказывается, до раннего Средневековья ряд нынешних австрийских и южногерманских земель (в частности, территория Баварии) были заселены славянскими племенами из Восточной и Центральной Европы, которые по численности в какой-то момент даже превосходили германские племена, обитавшие там же. Но в определенный момент представители славянских племен очень быстро исчезли, растворившись в германских народностях. Причем дело обошлось без существенных войн. Славян не вырезали, а просто ассимилировали. Дело в том, что славяне на этих землях оставались язычниками и не смогли создать единого смыслообразующего центра жизни своих племен, а соответственно не смогли и объединиться («плюрализм воль» многочисленных языческих богов как факт общественной веры не способствует формированию монолитной нации). Германские же племена приняли христианство и выстроили свою жизнь на принципах христианской солидарности, объединенной также на уровне ментальной матрицы веры в Единого Бога. Кстати, это ответ любителям рассуждений о том, что в формировании белорусской культуры и белорусской государственности большую роль сыграло язычество. Это не соответствует действительности: язычество как раз было тормозом формирования творческой ментальной матрицы как на нынешних белорусских землях, так и в Прибалтике.
Государственная политика, внутренняя и внешняя, имеющая целью процветание, благополучие — как минимум, просто выживание народа, — должна учитывать стабилизирующие факторы общественной жизни. В частности, религиозную мотивацию во всех ее видах.
Вы называете религиозную мотивацию «стабилизирующим фактором общественной жизни». Но ведь и в истории, и в современности налицо примеры религиозно мотивированного насилия!
Это — следующий момент. Истинная теология не может послужить источником религиозного экстремизма, так как выводит восприятие за пределы индивидуального и наличного. Религиозность — это курс на восприятие части в составе целого: жизни — в контексте вечности, индивида — в контексте человечества.
Благодаря религиозной интуиции (идее божественного) верующий человек принимает условность границ рождения и смерти, то есть — исходит из того, что земная жизнь не есть вся жизнь. Он не замыкает свои усилия на сиюминутных эгоистических интересах, но учитывает свою связанность с другими жизнями и с целым миром. В этом смысле теология есть основание ответственной, позитивной («доброй») воли.
Более того, настоящая теология, постулируя выводимость реальности за границы индивидуального, ориентирует человека на выход за рамки себя, на восприятие другого, на коммуникацию и диалог, — а не на насилие и экспансию.
И, если не дать человеку понятие о «настоящей», по Вашим словам, теологии — утверждающей ценность общения и диалога, сложной, диалектичной, я бы сказала, изысканной системе, — то этим человеком смогут заняться проповедники религиозных учений, опасных для личности и общества? Кстати, успех этих учений часто объясняется харизмой их вождей.
И не только. В западной социологии с 80-х годов ХХ века используется термин «рынок религиозного предложения». Действительно, есть такой рынок, — и в переносном смысле, и в прямом. Большинство неокультов и сект так или иначе связано с финансовыми операциями. У них грамотно поставлена рекламная деятельность. И наш современник — ищущий, но не обладающий знаниями о том, что такое полноценная и что такое дефектная религиозность, — позволяет тем или иным людям делать на этом деньги.
Вообще говоря, предназначение религии — дать человеку программу обретения абсолютной свободы (а задача теологии — с помощью разума обосновать эту программу). Но есть тревожный парадокс в том, что под прикрытием религии нередко освящается и насаждается несвобода в разных ее проявлениях. Сейчас на наших глазах развиваются религиозно-националистические, даже неонацистские движения, эксплуатирующие не только языческую, но и христианскую символику.
Обеспечение абсолютной свободы человека как функция религии — это еще и тема к вопросу о соотношении религии, философии и естественных наук. Напомню, что философия обслуживает потребности самосознания и свободного самоопределения, а наука — потребности наличного существования человека. Иными словами, религия и теология задают предельный горизонт человеческой жизни, с которым человеку не лишним было бы соотноситься время от времени. И в этом горизонте научное видение мира высвечивает довольно узкий сегмент. Ведь знание само по себе не обладает ценностным измерением: критерий его ценности (разрушительности или полезности) устанавливается социальной практикой и применяется к нему постфактум.
Не придется ли учащемуся, которого приобщают одновременно к научному и религиозному мировоззрениям, делать между ними жесткий выбор по схеме: или — или? Есть устойчивое мнение о том, что диалог школы и религии — уступка настроениям малообразованных социальных слоев, численно превалирующих над безрелигиозной научной элитой.
Безрелигиозность научной элиты — это, по сути дела, миф. Ответить на него можно словами Вернера Гейзенберга: «Если религии всех эпох говорят образами, символами и парадоксами, то это, видимо, потому, что просто не существует никаких других возможностей охватить ту действительность, которая здесь имеется в виду. Но отсюда еще вовсе не следует, что она не подлинная действительность. <…> Нам надо и здесь тоже осознать, что существует отношение дополнительности между критическим анализом вероучительного содержания той или иной религии и поведением, предпосылкой которого является решительное принятие духовной структуры данной религии. Такое сознательно принятое решение придает индивиду силу, которая руководит его поступками, помогает преодолеть моменты неуверенности, а когда ему приходится страдать, дарит ему утешение, порождаемое чувстовм укрытости внутри великого миропорядка. Таким путем религия помогает гармонизации жизни в обществе, и в число ее важнейших задач входит напоминание о великом миропорядке на языке образов и символов» [Гейзенберг, Вернер. — Физика и философия: Часть и целое. — М.: Наука. — 1989. — С. 213, 215]. И это говорит великий физик, отец-основатель квантовой механики, человек, авторитет которого признаётся во всех кругах научного мира.
Замечу, что язык образов и парадоксов, на котором, по словам Гейзенберга, говорит религия, может содействовать ученому в его изысканиях. Опыт науки ХХ века это выявил. Кантор, автор теории множеств, признавал, что к ее созданию его подтолкнули размышления над христианским догматом о триединстве Бога. Физик-теоретик Капра применил для разрешения антиномий квантовой механики интуитивно-созерцательные идеи религиозных учений Востока.
Ваш взгляд на связь религиозной культуры и воспитательного компонента образования — понятен. Но как может быть практически организовано религиозное образование в школах? При том, что Беларусь остается поликонфессиональной страной…
Безусловно, для того, чтобы наладить преподавание религиозной культуры в школах, важно создать методический центр. Если не всё, то многое, как всегда, будут решать кадры.
В этом деле важен контроль как со стороны государства, так и со стороны церкви. В Западной Европе этот механизм уже сложился: учебные программы аттестуются и церковью, и государством. И только два сертификата вместе дают человеку право преподавать.
В статье 16 Конституции Республики Беларусь говорится о том, что «государство должно строить свои партнерские отношения с религиями с учетом их влияния на формирование государственности, культуры». В нашем историческом контексте очевидно, что на партнерство с государством претендуют православная церковь, римско-католическая церковь, далее — иудейские и исламские общины. В этот список логично включить и некоторые протестантские церкви, которые присутствовали на белорусской территории более 100 лет. Частный пример законодательного аналога из европейской практики: в Германии государство на основе конкордата партнерствует с католической и евангелической церквями, в отдельных землях — с иудейскими общинами и православной церковью. Эти четыре конфессии могут реализовывать теологические образовательные программы в рамках государственных университетов и школ. Другие конфессии не запрещены — если они не являются деструктивными, — но и не могут пока выступить партнером государства в образовательной сфере.
Мы давно и упорно повторяем: религиозные предметы в школе должны выбираться детьми совместно с их родителями. Если они хотят, чтобы у них преподавал православный педагог, — значит, необходимое количество учащихся группируется на факультатив в одном классе. Католики со своим преподавателем группируются в другом. Так же — у представителей остальных конфессий.
Юридически закрепленный особый статус традиционных вероисповеданий не отменяет равенства всех религий перед законом. Да, перед законом — все равны. Но не между собой.
Поясните, пожалуйста.
В честь дачного сезона приведу одну аналогию. Разнообразие религиозного спектра в отдельно взятом государстве сравнимо с разнообразием садовых растений — деревьев, кустарников, трав. Мудрый садовник не будет косить свой сад под уровень травы, чтобы ни одно растение не возвышалось над другим. Скошенные под уровень травы деревья и кусты вряд ли выживут, но вслед за ними погибнет и трава: корни насильно укороченных деревьев не будут притягивать влагу к земле, и трава лишится питательных веществ. Точно так же и в религиозном ландшафте. Так распорядилась история, что есть религии-лидеры, существующие здесь в течение веков. Это — деревья, возвышающиеся над религиозным ландшафтом нашей страны. Есть и новые религиозные движения, пришедшие сюда. Я говорю здесь не о деструктивных сектах, а о конфессиях, которые не вошли в перечень традиционных и, тем не менее, легально действуют в Беларуси. Надеюсь, что сравнение с травой их не оскорбит: никто не говорит, что траву нужно уничтожать. Трава тоже полезна, тоже нужна. Речь о другом: абсурдно превращать сад в некую искусственную степь.
А Вам не кажется, Григорий Анатольевич, что активность представителей православной церкви в попытках расширить партнерские отношения с государством повлечет за собой дискриминацию других традиционных вероисповеданий?
Как раз наоборот. Но здесь разъяснению поможет пример.
1988 год. Большая страна на подступах к перестройке. И вот православная церковь ставит перед руководством Советского Союза вопрос о важности празднования 1000-летия Крещения Руси как общенационального торжества. И, несмотря на 75 лет фактических гонений на церковь, руководство Союза идет навстречу Патриархии. Годовщина Крещения была отмечена в разных регионах, и это на деле открыло шлюзы для легитимизации религиозной жизни, ее признания в качестве полноправной составляющей жизни общества в целом. Объективно вышло так: инициатива исходила от православных, праздник имел преимущественное отношение к православию, — но после этого стало легче и католикам, и протестантам, и буддистам, и мусульманам. Точно так же и в нашей ситуации. Не надо бояться, что кто-то лидирует, кто-то первым испытывает некие механизмы. Если православная церковь находит новые формы сотрудничества с государством, — это не ущемляет в правах другие церкви и религии, а открывает для них возможность самим вступить в будущем на этот путь…
То есть – православие способно выступить в роли своеобразного «адвоката» всех религий перед лицом государства… Но давайте не будем упускать из виду то, что названные Вами 60% религиозного населения республики — это не 99%.
Учеников, равнодушных к религии, или атеистов никто не вправе обязать ходить на религиоведческие уроки.
И еще. Давайте расставим наконец точки над i: церковь выступает за светское преподавание. Что это значит? Мы не собираемся превращать учебные классы в молитвенные комнаты и просим наших оппонентов на этом не спекулировать. Для нас очевидно, что школу следует оградить от обрядовой стороны религии.
Мы за то, чтобы преподавание религиозной культуры не носило дисциплинарно-дидактического характера. Ученик воскресной школы, скорее всего, приходит на занятия с готовой установкой: приобщиться к абсолютной истине. Но урок религиозной культуры в общеобразовательной школе должен строиться не как возвещение «истины в последней инстанции», а как приглашение к рефлексии, к размышлению над религиозным материалом, адресованное становящейся личности. Конечно, в этих обстоятельствах педагог должен соблюдать баланс между методической грамотностью и честностью перед конфессией, от лица которой он преподает. Поэтому мы и настаиваем на двойной — церковной и государственной — сертификации таких преподавателей. Повторю, что это делается с оглядкой на европейскую образовательную модель: логичнее, наверное, обратиться к имеющемуся опыту, чем самим изобретать велосипед. А в Европе энная часть бюджета расходуется на преподавание основ религии в школах. Кроме уже упомянутой Германии, это есть в Италии, Австрии, Норвегии, Финляндии, Польше, Литве. Пожалуй, только секулярная Франция составляет здесь исключение. И то имеется исключение из исключения — регион Эльзас-Лотарингия, где в государственных школах также обучают религиозной культуре.
За этим просматриваются усиленные меры по защите европейской идентичности, чья кристаллизация началась вместе с введением христианства…
И эти меры — отнюдь не далеко идущие, но нацеленные на ближайшую перспективу. Понимаете, современный глобализирующийся мир, особенно под влиянием финансового кризиса, будет искать новые пути экономической активности. Эти пути в регионах, спаянных в единый экономический организм, будут сопровождаться интенсивными миграционными потоками специалистов разной степени квалификации. Кроме того, мы будем свидетелями очень мощных взаимных инвестиций. Наверное, нам придется решать вопросы пенсионного обеспечения за счет приглашения трудовых мигрантов. Всё это создает возможность того, что многие из нас — жителей Европы, и особенно Восточной, — окажутся в близком контакте с носителями иных культур: они просто-напросто станут нашими соседями по лестничной клетке. Как известно, жизнь за пределами родины обычно мобилизует людей на сохранение своей культурной традиции, которая в большинстве случаев неотделима от традиции религиозной. Религиозность даже у людей, в меньшей степени склонных к ней у себя на родине, будет усиливаться на чужой территории. Факт, теперь уже широко известный: религиозность наших соотечественников, эмигрировавших на Запад, очень сильно возросла. Это — констатация западных социологов, исследовавших православные приходы в Европе. Более того, у религиозных мигрантов нередко включается комплекс мессианства. За программой-минимум — сохранением религиозного элемента самобытности народа — следует программа-максимум: проповедь за пределами диаспоры. Вспомним девиз русского зарубежья ХХ века: «Мы не в изгнании, мы в послании».
Поэтому, возможно, грядет наша встреча с иной сильной религиозностью, предположительно не менее активной, чем наша собственная. Привнесенная извне культура, и религиозность в том числе, может нас обогатить, — а может нас просто поглотить, растворить в себе. И всё-таки мы не должны бояться встречи с другими культурами. Это естественный ход развития современной информационной, глобализирующейся цивилизации, цивилизации взаимодействующего соседства. Истерическая ксенофобия — это путь в никуда. Но если мы хотим приветствовать у себя появление других культур и при этом не утратить своего лица, своего положения гостеприимных, но уверенных в себе хозяев своей земли — то нам следовало бы культивировать нашу традиционную религиозность. С другой стороны, это нужно, чтобы предотвратить даже гипотетическую возможность столкновения на межэтнической, межрелигиозной почве. Если мы не научим своих детей знать и уважать свою культуру и религию, они не будут уважительно относиться к чужой, да и сами будут выглядеть как те, кто не стоит уважения.
Эти реалии и служат поводом к тому, что во многих странах Восточной и Западной Европы, во-первых, преподаются основы религиозной культуры в школах, а во-вторых, в штаты ведомств по охране национальной безопасности включаются консультанты по религиозным вопросам.
И эти консультанты — именно теологи, а не светские религиоведы?
Скажем так, не только религиоведы. Позитивистский взгляд на религию, взгляд извне, тоже хорош, если он сочетается с научной совестью. И мы от этого взгляда не отказываемся, тем более что концепция светскости и учение позитивизма — тоже часть европейского культурного наследия. Но всё-таки преимущество теолога, признающего реальность религиозного опыта, перед светским религиоведом — это преимущество орнитолога, который изучает поведение птиц в природе, перед таксидермистом (изготовителем чучел птиц). Любой феномен — фауны, флоры, культуры — полезнее познавать в движении, в развитии, чем в статике.
В качестве образца укажу хотя бы на то, что доктор теологии Йорн Тиссен, пастор, был в течение четырех лет личным референтом министра обороны ФРГ Шарпинга, затем — директором института социальных наук Бундесвера. Пример д-ра Тиссена — только вершина айсберга в том, что касается Германии: там в Бундесвере и Министерстве внутренних дел существуют должности аналитиков, специалистов по связям с общественностью, по кадрам и т.д., которые занимают люди либо с дипломом специалиста в области теологии, либо со степенью доктора теологии.
Но эта модель неприложима к Беларуси уже в силу того, что у нас нет государственной системы аттестации научных кадров по специальности «Теология». Даже магистерскую подготовку Институт теологии БГУ ведет по специальности «Религиоведение, философская антропология, философия культуры», не говоря уже об аспирантуре и докторантуре.
Вот здесь мы выходим на очень значимый аспект разговора. Ведь государственное признание ученых степеней теологов могло бы дать ощутимый внешнеполитический эффект. Это помогло бы укрепить позиции Беларуси на международном рынке образовательных услуг.
После вступления в Евросоюз ряда православных стран (Греция, Румыния, Болгария, Кипр и т.д.) на Западе наблюдается всплеск интереса к православию и, как следствие, спрос на подготовку специалистов по православной теологии. Причем многие из тех, кому любопытна русская православная традиция, предпочли бы изучать ее на территории Беларуси. Свою положительную роль в этом сыграл визит Главы нашего государства в Ватикан. Так, в ИТ БГУ недавно обучались 2 стажера из Германии и Швейцарии, которые были вынуждены защищать свои докторские диссертации за пределами Республики Беларусь. А таких стажеров мы могли бы иметь на порядок больше, если бы у нас признавались научные степени по специальности «Теология». В 2009 году кардинал Вальтер Каспер, председатель Папского совета по христианскому единству, высказал пожелание направить к нам на стажировку несколько молодых исследователей из Ватикана. И нам пришлось аккуратно довести до его сведения, что у нас нет системы научной аттестации теологов.
Ряд белорусских талантливых выпускников по специальности «Теология» до сего дня лишены перспектив научного роста в Республике Беларусь, а поэтому защищаются за рубежом, где нередко и остаются для постоянного проживания. Особенно это касается выпускниц-девушек, которые, в отличие от выпускников Минской духовной академии со степенью кандидата богословия, не могут рассчитывать на место в церковных академических структурах.
К мысли о государственной научной аттестации теологов пришли уже в Украине и России. Пора бы подумать об этом и нам.
Но у нас нет аттестованных специалистов-теологов, потому что нет Совета по защите по научной специальности «Теология». А Совета по защите нет, потому что нет специалистов-теологов. Замкнутый круг…
Прецедент разрыва подобного круга уже известен. Это — разовое признание выдвинутых церковью специалистов. Так было в Италии в 1929 году, когда между итальянским государством и католической церковью был заключен так называемый Латеранский конкордат.
Аналог Латеранского конкордата в белорусских условиях видится представителям Белорусской православной церкви так: допустимо нострифицировать в статус «Доктор теологических наук» и «Кандидат теологических наук» 7-10 наиболее авторитетных в Беларуси докторов и кандидатов богословия. Создать Совет по защите, включив в него этих специалистов и наряду с ними — 5-7 докторов наук по философии, социологии, психологии и иным смежным гуманитарным специальностям. (По той же схеме создать Экспертный совет Высшей аттестационной комиссии). Как нам представляется, созданный Совет смог бы сразу же начинать аттестацию на степень кандидата теологии в соответствии с требованиями ВАК, а защиту докторских диссертаций он мог бы проводить на первых порах с привлечением докторов богословия из России, Украины, Западной Европы.
Григорий Анатольевич, из беседы с Вами напрашивается вывод, что проект религиозной составляющей в системе государственного образования — это не почтительный жест в сторону церкви, не дань традиции…
…а жесткий прагматизм, ближайшая мера по развитию и укреплению отечественного гуманитарного фона. Надеюсь, что Кирилло-Мефодиевские чтения этого года, на которых вновь станут лицом к лицу церковь и государство, помогут дальнейшему совместному решению вопроса.
Дополнительная информация:
В апреле сего года Белорусская православная церковь направила руководству Парламента Республики Беларусь на имя Главы Палаты представителей г-на В.П. Андрейченко, председателю комиссии по культуре и образованию г-ну В.М. Здановичу, а также в Администрацию Президента Республики Беларусь предложение о внесении изменений в Закон «Об образовании» и в проект Кодекса об образовании в той части, которая касается регулирования взаимоотношений традиционных церквей и религий и системы светского образования. Предлагается сформулировать 3-ю часть 1-ой статьи главы №1 Закона следующим образом: «Для эффективного использования в просвещении и образовании учащихся духовного потенциала традиционных для Республики Беларусь религий учреждения образования могут взаимодействовать в сфере научных исследований и учебно-воспитательной деятельности с зарегистрированными религиозными организациями с учетом их влияния на формирование духовных, культурных и государственных традиций белорусского народа. Участие учащихся и других субъектов образования в таком взаимодействии является добровольным.
Порядок и условия взаимодействия определяются Правительством Республики Беларусь по согласованию с Президентом Республики Беларусь, а его содержание и формы определяются соглашением о сотрудничестве между Советом министров Республики Беларусь или отраслевым министерством и республиканским органом управления религиозного объединения».
Как сказано в письме за подписью Митрополита Минского и Слуцкого Филарета, Патриаршего Экзарха всея Беларуси: «Нам кажется, что предлагаемая формулировка, с одной стороны, не допускает в систему образования представителей тоталитарных и экстремистских религиозных сект и движений, а с другой стороны — дает возможность организовать взаимодействие церкви и школы в вопросах духовно-нравственного воспитания учащихся по примеру государств-соседей: России, Литвы, Украины, Германии и других стран. Усиление текста Закона вышеуказанной формулировкой, на наш взгляд, будет своевременной мерой, которая позволит внести вклад в укрепление гуманитарной безопасности нашей страны».
|
