 |
|
|
 |
|
|
 |
|||
 |
|
|||
 |
 |
|
||
ЦЕНТР ПРОСВЕЩЕНИЯ И МИЛОСЕРДИЯ БЕЛОРУССКОГО ЭКЗАРХАТА |
|
|||
«Философия и религия Ф.М. Достоевского» преподобный Иустин (Попович)
Перевод с сербского языка И.А. Чароты. Содержание книги:
Фрагменты из книги:«Вера в человека — самая страшная и самая заразная из болезней, которыми болеет современное человечество. Она пронизывает деятельность и творчество европейского человека. Вся европейская культура вылупилась из этой веры в человека. Тип европейского человека развился и сформировался на этой вере. И вполне закономерно, что вера в человека развилась в обожание человека, которое обретает свою окончательную форму в человекомании. Человекоцентризм неминуемо заканчивается человекопоклонством. А как итог: лишь человека следует уважать, следует обожать; не нужны иные боги, кроме человека. Психологический анализ этой веры в человека Достоевский дает нам в своих отрицательных типах — в отважных борцах за человека и его личность, в создателях человеко-бога. Следя за развитием этой веры от эмбриона до окончательного расцвета, Достоевский нам не только показывает, но и неопровержимо доказывает, что человек как человек, в своей эмпирической данности, не обладает такой силой, которая бы сделала его способным быть единственным создателем и осуществителем своей личности. Сам по себе человек никогда не способен найти центр и периферию человеческой личности и отделить человеческое от нечеловеческого. Он не может найти формулу человека, собственно человека. Более того, он совершенно не способен быть настоящим мерилом себя самого, чтобы объяснить собою себя для себя, понять себя через себя. В этом плане всех представленных Достоевским создателей человеко-бога можно принять как непревзойденное психологическое иллюстрирование глубокой мысли апостола Павла: Они измеряют себя самими собою и сравнивают себя с собою неразумно. Но главное, наиглавнейшее открытие Достоевского заключается в том, что он обнаружил основные психические причины современного атеизма, анархизма и нигилизма, что нашел сверхэмпирический корень зла. Как провидец, он не мог ограничиться самой видимой поверхностью современного индивидуального и социального зла, а отважно погрузился в его неизведанные глубины и открыл, к большому и неожиданному удивлению многих, что основная психологическая причина современного атеизма и анархизма — дьявол, который невидимо использует эвклидовский ум человека в качестве своего посредника. Человек — не причина этого зла, а со-причина; и он, даже если бы хотел, не мог бы в себе найти такую огромную и первоосновную силу, чтобы самому быть единственной причиной всеобщего зла. Человеческая природа не чиста, но такова она потому, что всецело поражена метафизической нечистотой, имя которой — дьявол. Надчувственно и надразумно, но все же ощутимо и реально, эта метафизическая сила захватывает мыслительные способности духа человеческого, и, когда человек оформляет мысль, эта нечистота участвует в данном акте как творческая сила; тогда je pense donc je suis означает je pense donc je suis et le diable est, ибо в этом случае мысль человеческая — не что иное, как психологическое доказательство существования дьявола. Более того, вся тварь, вся вселенная, объясняемая такой человеческой мыслью, неминуемо становится космологическим доказательством существования дьявола. Мы, конечно же, вполне осознаем, что такими выводами о существовании дьявола многие будут раздражены. И нас это не удивляет, поскольку такие роли берут на себя люди с куцыми мыслями, беззаботно живущие на эгоистическом клочке своей индивидуальной жизни, а потому их мысли не ищут ни начала, ни конца таких явлений, как атеизм и анархизм. Мы же это делаем потому, что излагаем философию Достоевского, который не имел покоя в мятежном духе своем, пока не открыл неопровержимо первооснову этих явлений. Искренность и невиданную смелость Достоевского в высказывании и защите своих убеждений невозможно оспорить, что бы ни говорилось. …Дьявол есть. Но разве можно жить в мире, где дьявол есть, а Бога нет? Можно, — отвечает Достоевский, — но такая жизнь неминуемо завершается сумасшествием или самоубийством; третьего не дано. Можно для многих; и эти многие пусть бросают якорь души своей в пучину отчаяния и остаются навсегда в нем. Но для бурной души Достоевского невозможно жить в мире, где дьявол есть, а Бога нет. Такой мир не дает покоя Достоевскому, а все время вынуждает его неустанно искать Бога, Который мог бы объяснить и оправдать все существующее; такой человек вынуждает Достоевского искать бессмертия, которое могло бы осветить и осмыслить этот смертный фрагмент, называемый человеческой жизнью. Без Бога мир — невыносимая бессмыслица; без бессмертия человек — воплощение непростительной насмешки. «Нет Бога, нет бессмертия — чего ради тогда жить?» — вопиет Достоевский. Весь мир, весь человек, все человечество — дьяволу подчиненные и не могут быть смыслом жизни. Достоевский пробивается сквозь них, вырывается из людоедской пасти этого трехмерного чудовища и погружается в океан Вечности, разыскивая смысл жизни; он проходит через все временное и смертное в человеке, отыскивая в нем микроскопические остатки бессмертного и вечного. И после мучительных и долгих исканий он решительно и бесстрашно выражает опытом обретенное убеждение: «Без веры в свою душу и в ее бессмертие бытие человека неестественно, немыслимо и невыносимо». Только с помощью веры в свое личное бессмертие человек начинает быть человеком. В бессмертии человек обретает бессмертный смысл своей жизни, и в Вечном находит свое разрешение вечная проблема человеческой личности. «В результате ясно, что самоубийство, при потере идеи о бессмертии, становится совершенною и неизбежною даже необходимостью для всякого человека, чуть-чуть поднявшегося в своем развитии над скотами. Напротив, бессмертие, обещая вечную жизнь, тем крепче связывает человека с землей. Тут, казалось бы, даже противоречие: если жизни так много, то есть кроме земной и бессмертная, то для чего бы так дорожить земною-то жизнью? А выходит именно напротив, ибо только с верой в свое бессмертие человек постигает всю разумную цель свою на земле. Без убеждения же в своем бессмертии связи человека с землей порываются, становятся тоньше, гнилее, а потеря высшего смысла жизни несомненно ведет за собою самоубийство… Если убеждение в бессмертии так необходимо для бытия человеческого, то, стало быть, оно и есть нормальное состояние человечества, а коли так, то и самое бессмертие души человеческой существует несомненно. Словом, идея о бессмертии — это сама жизнь, живая жизнь, ее окончательная формула и главный источник истины и правильного сознания для человечества». Лишь из этой одной веры в бессмертие души… выходит весь высший смысл и значение жизни, выходит желание и охота жить. Эта вера есть единственный источник живой жизни на земле — жизни, здоровья, здравых идей и здравых выводов и заключений. Идея бессмертия неизбежно постулирует существование Бога. Без Бога она ирреальна, абстрактна, бессодержательна. «Бессмертие души и Бог — это все одно, одна и та же идея», — пишет Достоевский. Без идеи Бога идея личности невозможна; личность обусловлена Богом. Без Бога нет личности. Бессмертие души есть, потому что Бог есть; Бог есть, потому что бессмертие души есть. Одно содержится в другом; одно невозможно без другого. Бессмертие — в Боге. Бог имманентен бессмертной сущности человеческой личности. Присутствие Бога в человеческой природе проявляется в форме ощущения личного бессмертия. Если это ощущение разовьется в сознание, то оно от самосознания прокладывает самый надежный путь к богопознанию. В душе человеческой находится неопровержимое доказательство существования Бога. В этом его сила. Если бы это доказательство не было имманентным человеческому существу, его легко мог бы выдуть из человека ураган бунта Достоевского. Но оно имманентно, и потому естественно и неискоренимо. Оно — основа и потребность личности. Каждое чувство и каждая мысль, устремленные к беспредельности и бессмертию, — это плод таинственной деятельности Божией в тайнике человеческой личности. Без Бога — все смертно и проявляется через категорию смертности, с Богом и в Боге — бессмертие становится неопровержимой реальностью. «Если Бог есть, тогда я бессмертен», — с полным правом утверждает Достоевский. Чувство личного бессмертия связывает человека с Бессмертным, расширяет до космичности и вечности его узкое и эгоистичное “я”. «Размышляйте о человеческом “я”, — пишет Достоевский в одном письме. — Если мое “я” все осознало, т.е. всю землю и ее аксиому, то, стало быть, это мое “я” выше всего этого, по крайней мере, не укладывается в одно это, а становится как бы в сторону над всем этим, судит и сознает его. Но в таком случае это “я” не только не подчиняется земной аксиоме, земному закону, но и выходит из них, выше их имеет закон. Где же этот закон? Не на земле, где все закончено и все умирает бесследно и без воскресения. Не это ли намек на бессмертие души? Если бы его не было, то стали бы Вы сами-то, Николай Лукич, о нем беспокоиться, письма писать, искать его? Значит, Вы с Вашим “я” не можете справиться, в земной порядок оно не укладывается, а ищете еще чего-то другого, кроме земли, чему тоже принадлежит оно». Ощущение бессмертия, сознательно или бессознательно, пронизывает человека от сердцевины сознания до самых темных инстинктов. Оно всегда действует, хочет того человек или нет, поскольку обладает невероятной жизнестойкостью. Человек может его своей волей сознательно парализовать, но никак не уничтожить или искоренить. У современного европейского человека парализованность чувства бессмертия уже почти полная. Человек слишком сложен, его нужно упростить — это Европа и делает, парализуя чувство бессмертия. Но как бы ни было парализовано, оно очень часто проявляется в форме метафизической, космической грусти, в форме Weltschmerz-a, мировой скорби, в форме тоски, душевного беспокойства и недовольства. В конце концов, страшно то возмездие, которым парализованное, подавленное чувство бессмертия воздает своему тирану: лишает его высшего смысла жизни и уводит в идолопоклонство. И человек неутомимо создает идолов и богов, ибо такова ирония жизни — как только человек парализует свое чувство бессмертия и перестанет веровать, что он бессмертен и бесконечен, что его Бог создал бесконечным, то сразу же начинает создавать богов и идолов. Это нам Достоевский гениально показывает на своих бунтующих антигероях, морталистах. В них мы наблюдаем банкротство всего человеческого, ощущаем смертный кризис всех богов, созданных по образу и подобию европейского человека. Боги Европы не смогли ни отстоять свою божественность, ни разрешить проклятые вопросы Достоевского. Это ненастоящие боги для ненастоящих верующих — в них верят легковерные и маловерные. А где же Бог, в Которого мог бы уверовать Достоевский? Есть ли Бог для Достоевского? Кто может иметь смелость предложить Достоевскому себя в качестве бога? И если есть, то не искушал бы ли его Достоевский страшными искушениями, не испытывал бы ли ужасными соблазнами и не победил бы ли? Легко быть богом для легковерных, а кто будет богом для Достоевского? Кто ответит на его бунт? В роскошном пантеоне Европы есть много богов, но нет ни одного, который бы мог решить вечные проблемы и смирить бунтарную и бурную душу Достоевского. Растревоженному вихрем бессмысленного трагизма этого мира Достоевскому, чтобы не сойти с ума от ужаса и отчаяния, необходим Бог, Истинный Бог, необходим более, нежели кому бы то ни было другому — Шекспиру или Канту, Толстому или Негошу. Ему совершенно необходим Бог, Который был в человеке, Который был человек и не забыл от животного ужаса, что Он Бог. Ему необходим Бог, Который смотрел теми же глазами, что и человек, и осознал и оправдал человека, Бог, Который был заключен в пяти чувствах и не сошел с ума, Бог, Который испытал все боли, изведал все страдания человечества, и осознал их и оправдал, Бог, Который осознал смерть и оправдал так устроенный мир и так устроенного человека, Бог, Который всё осознал, оправдал, облаговествил и ублажил. Если есть такой Бог, то это Достоевского Бог и Господь. Гонимый безжалостным змием отчаяния, Достоевский с рыданием и криком бросился к ногам такого Бога, к ногам кроткого Господа Иисуса. «Я из этого (т.е. из бунта) вывел и доказал необходимость веры в Христа», — исповедуется он. Пресветлый Лик Богочеловека Христа пленил навеки терявшего ум богоборца. Богоборец стал богоприимцем. До дна его мятежной души проник благой взгляд Благого Иисуса, успокоил бурю его, укротил взбунтовавшийся дух его и покорил всё сердце его. Некогда дьволу подчиненный Достоевский стал Христу подчиненным. Совершилось великое таинство, решена проклятая проблема: Богочеловек Христос — единственное решение проблемы личности и мира, единственный смысл жизни, смысл и цель истории, оправдание жизни и идеал. Бунтарный христоборец ранен сладостной стрелой любви Христа; победил «Пресветлый Лик Богочеловека, Его нравственная недостижимость, Его чудесная и чудотворная красота»». © Чарота И.А., 2007. Перевод с сербского Иустин (Попович), преподобный. Контактные данные издателя:
тел. +375 29 620 31 37 |
|
|
|
 |
 |
|