 |
|
|
 |
|
|
 |
|||
 |
|
|||
 |
 |
|
||
ЦЕНТР ПРОСВЕЩЕНИЯ И МИЛОСЕРДИЯ БЕЛОРУССКОГО ЭКЗАРХАТА |
|
|||
Поразительно быстро и легко русское общество привыкло к чуждым, созданным неправославным духом западным формам церковного пения. Верной хранительницей их была Придворная певческая капелла. То, что пелось в капелле, считалось в синодальных кругах и священнических династиях единственно возможным образцом. На этих искусственных напевах за 200 лет воспиталось 9-10 поколений верующих, так что воспоминание о древнем роспеве оказалось почти полностью стертым из генетической памяти народа. Старая русская манера пения оставалась до 1917 года ещё лишь в отдалённых от мира монастырях, например, на Валааме… Прихожанин:Из вашего рассказа становится понятным, что в погоне за внешними красотами мы лишились чего-то главного, непреходящего. Что же это за святыня - древний роспев? Регент:На этот вопрос невозможно ответить лаконично, в двух словах. Как и любая святыня,
роспев и прост и многозначен одновременно, поэтому, чтобы понять его природу, нам
придется начать издалека. А для этого предлагаю продолжить начатую ранее своеобразную экспедицию
в глубь веков, по дороге освещая и рассматривая всё, что может понадобиться нам, чтобы понять - чем же
столь драгоценна эта жемчужина русского православного богослужения.
Hа этой фигуре, пожалуй,
следует остановиться особо. Исследователи называют его "последним итальянцем",
так как он завершает собою "итальянский период" в русском церковном пении.
В 18-летнем возрасте Бортнянский был отправлен в Италию, где жил и учился 10 лет. Это означает, что
основной период становления его личности прошел вне русской культуры, вне русской речи и, конечно, вне Православной
Церкви. По возвращении в Россию он становится "у руля" церковно-певческого дела, а с 1801 года (и до кончины) назначается
директором Придворной Певческой капеллы и единственным, всесильным цензором всего, что печаталось. Кстати, ни Березовский,
ни Ведель "в печать" не прорвались - Бортнянский не любил конкуренции. Фактически, Бортнянский печатал только Бортнянского,
поэтому его огромное творческое наследие дошло до нас почти полностью, и оно весьма любопытно.
Прихожанин:Hо причем же здесь музыка?! Получается, что романс или ария из оперы - предосудительное явление, т.к. их не только поют, но и играют сопровождение к ним? Регент:Это взгляд современного человека. Но мы с вами пока находимся в 17-ом веке и как раз подошли к тому историческому моменту, когда слово "игра" заменяется словом "мусикия", или "музыка". О том, что слова эти воспринимались как синонимы, свидетельствуют рукописи 17-го века. Вот как толкует это незнакомое ещё для русских слово один из азбуковников (словарей) того времени: "Мусикия - гудение, иначе игра на гуслех и кинарах". И более того: "Мусикия - в ней же пишутся бесовские песни и кощунства". Совершенно очевидно, что слово "музыка" здесь превращается в понятие, противоположное богослужебному пению. Вот почему столь привычное для нас словосочетание "церковная музыка" в рамках древнерусской традиции абсолютно немыслимо и абсурдно! Прихожанин:Значит, термин "церковная музыка" нам тоже не подходит. Что же остается? Регент:Церковное пение. (А если речь идет о конкретном жанре, например, тропарь, стихира, "Херувимская песнь" - церковное песнопение). Казалось бы, разница в словах незначительна, но для вдумчивого человека, желающего докопаться до истины, между ними - бездна. Сущность музыки - игра, причем, не только как "играние" на инструментах, но в гораздо более глубинном смысле: музыка всегда предполагает некую условность, как бы договоренность между сторонами (композитором и слушателем) о том, что, к примеру, вот эту интонацию мы понимаем как скорбь, а вот здесь нам хочется пуститься в пляс, хотя сидим мы при этом в концертном зале, и это совсем не подходящее место ни для рыданий, ни для танцев!
Прихожанин:Но ваши слова перечеркивают не только негативные музыкальные явления 20-го века, но в первую очередь - многовековые достижения мирового музыкального искусства! Регент:Отнюдь. Высокая светская
музыка в лучших своих образцах облагораживает, возвышает душу
человека и даже несёт на себе некий отсвет божественной благодати,
но духовность этой музыки - лишь тень и образ реальной духовности,
как бы представление композитора или слушателя о чувстве, но не
само чувство, как бы образ молитвы, но не сама молитва. Этот элемент
условности и есть проявление феномена "игры", который и отличает
любое произведение искусства от молитвы. По собственному опыту
могу сказать, что есть большая разница в самом процессе разучивания
авторского произведения, пусть даже и на богослужебный текст,
- и, скажем, стихиры какого-нибудь гласа (т.е. традиционного,
уставного напева). В первом случае я стараюсь показать певчим
всё разнообразие мельчайших оттенков
чувств, заложенных в музыке, и призываю их изобразить
эти оттенки голосом со всей возможной искренностью. При этом и
сила звука, и характер пения должны постоянно изменяться, варьироваться,
чтобы наиболее полно выразить художественный замысел композитора,
чтобы слушателю было интересно следить за сменой душевных переживаний.
Во втором случае - требования противоположные: ничего не изображать,
не менять характер звука, петь однообразно,
тихо, не пытаясь что-либо чувствовать, а лишь сосредоточенно произносить
слова молитвы. Прихожанин:Вот вы утверждаете, что богослужебное пение - это аскетическая дисциплина, но в большинстве современных храмов певчие вряд ли имеют представление об аскетике, а пение их, даже самое прекрасное, трудно назвать аскетичным... Регент:Да, историю не остановишь, и "омузыкаливание" церковного пения зашло, к сожалению, слишком далеко - поэтому в церкви сегодня можно услышать отнюдь не только то, а зачастую и совсем не то, что является богослужебным пением в строгом, исконном смысле этого слова. Какой же смысл вкладывается в понятие богослужебное пение? |
||||||||||||||
|
|
|
 |
 |
|